Клоны Инферно. А до потопа оставалось всего 750 лет… - Роман Борин

– Не намекает ли тем самым мудрый хан киммеров на то, что если мы продолжим с вами деловые отношения, то в дальнейшем сможем рассчитывать и на военный союз с киммерами?

Киот хотел во что бы то ни стало найти для Шахтин Кала оправдание за столь невыгодную сделку. И этим оправданием могла бы стать надежда на дружбу с Кимараном, пусть и весьма холодную. Возможность, пускай хотя бы только на словах киммерского пахана, эту дружбу обрести за счёт заведомо невыгодной для черногорцев торговой сделки вполне могла явиться для Киота своего рода поводом на оправдание. Он понимал, что Рудый хан, конечно, будет не в восторге от этой сделки, даже если Кимаран напишет ему официальное послание, которое подаст надежды Шахтин Калу на помощь в борьбе с культурными. Ну что сегодня значат одни слова, ничем не подкрепленные на деле?

Однако выбора Киоту не предоставлялось, ибо из предупреждений Кимарана было видно: ни до варнаков, ни до ещё кого-либо в степи и ни тем более назад до стойбища отряд Киота не доберётся. Как ни противилась его душа, но столь невыгодную сделку совершить ему пришлось. И если уж нельзя было открыто, с гордо поднятою головою, возразить вождю киммеров, то хотя бы слово – обещание или простой намёк лишь на саму возможность военного союза киммеров с черногорцами – хотя бы это, посчитал Киот, ему необходимо было услышать от Великого Пахана.

– Что же, – характерно пожевав губами, ответил сухо Кимаран: – Ты много хочешь – слишком много. Знаю – ты хорошо осведомлён о нас, о том, что мы, киммеры, слов на ветер не бросаем. В отличие от некоторых… Но коли мы умеем слово, нами данное, держать, то вытянуть его из нас вот так легко, как хочешь ты, Киот, ещё ни у кого не получалось. И не получится… Но ты… О да! Я понимаю: тебе хоть что-нибудь потребно привезти пославшему тебя вождю сбежавших рудокопов. Я мог бы вообще тебе не дать ни клячи, отпустив твой караван на все четыре стороны.

На этом месте Кимаран пустился в рассуждения:

– Ручаюсь: узнав, что мы от вашего товара отказались, в радиусе минимум пятнадцать конных переходов никто бы не осмелился начать переговоры с вами. И вы сидели бы с добром, отобранным в окрестностях Орнитагора у простофиль, в своей столице без лошадей, ха-ха! … Впрочем, насколько мне известно, пять тысяч конников у вас имеется. И этого вполне вам хватит совершить хороший въезд в Орнитагор в открытую. И потерпеть там поражение с достоинством.

– Короче, – пахану вдруг наскучила беседа с Киотом, – передай-ка хану Калу (на последнём слове он сделал акцент и усмехнулся), пока у вас имеется возможность заслужить доверие киммеров. И даже уважение. А что до дружбы, то ты знаешь сам: друзья ведь познаются в беде. На всё есть воля Крона, великого и всемогущего. Признаться честно, он когда-то был и вашим богом. Очень жаль, что вы его забыли.

Сделка состоялась. С поникшей головой, неся немалую тревогу в сердце, черногорцы во главе с Киотом погнали к стойбищу полтысячи неважных с виду кляч. Обратная дорога показалась им тяжёлой как никогда. Кобылы всё время хотели пить (по-видимому, их долго не поили перед тем, как показать Киоту), а вода на их пути встречалась редко. При этом крупные ватаги конных варваров, мечи которых угрожающе блистали в солнечных лучах, кружили вокруг войска постоянно. Боевое напряжение у черногорцев не спадало круглые сутки. Ночами им к тому же приходилось беречь себя от стрел, периодически летевших к кострам из окружавшей лагерь тьмы. Не обошлось без раненых. «Каков же змей! – сердито размышлял Киот, укутываясь в козьи шкуры в самой середине войска. – Шли к нему – на нас никто ни разу не напал. Подумать только: он охранял свой караван! Что ему теперь? Стрелы-то летят в нас, видно по всему, драккунские. Теперь ему нет смысла заботиться нас».

Когда же дрёма из головы Киота улетучилась, посланец Шахтин Кала задумался в другом ключе: «Ну, неужели он не понимает, что таким отношением к нам не добьётся ничего, кроме ответной неприязни? Второй-то раз мы можем и не прийти к нему. Кому охота торговать себе в убыток? Ему что, золото и драгоценные камни не нужны?».

Но на подходе к столице государства бывших рудокопов Киота осенила неприятная догадка: что, если киммерам в самом деле не нужны ни золото, ни утварь, ни оружие цивилизации? «Нет, конечно же. От подобного добра киммеры не откажутся, – рассудил он, – но и расстраиваться ведь не станут, не получив его от нас вторично. Если так оно и есть, на что нам остаётся рассчитывать?». Эта мысль Киоту не давала покоя до самой встречи с Шахтин Калом.

Рудый хан отчёт Киота выслушал с довольно мрачным выражением лица, при этом губы его беспрестанно кривились. Когда Киот закончил, хан попросил оставить его наедине с самим собой. А через несколько часов снова вызвал Киота, чтобы объявить:

– Вождю киммеров нужны не наши драгоценности, но наши громкие победы. Что же, он о них узнает. На этот раз мы выступим за лошадьми, а не за побрякушками для женщин. И не в Цивилизацию пойдём, а в степь. Но покупать у варваров животных, клянусь я громом, мы не будем!

…Шахтин Кал сдержал своё слово…

Часть вторая. Скитания мальчишки

…Не раз и не два Ракш погружался в этот странный сон-полёт, выводивший его на прямой контакт с душами дальних предков. То, что открывалось в этих снах его внутреннему взору, будило в его душе какое-то удивительное чувство. Описать его словами было невозможно. Оно щемило сердце и манило взгляд одновременно.

Картины древнейшей истории: то монументально застывшие, то проплывавшие спокойно мимо взора, то мелькавшие, словно проносящееся мимо стадо диких быков – всё, что показывали Ракшу удивительные в своей сущности, невероятно добрые и мудрые создания внутри Луны, завораживало своим волшебным обликом. И вызывало из подсознания глубокую и ровную, как чисто отшлифованная стена гробницы, торжественную печаль…

Глава первая. Резня у перевала

…Когда Ракшу стало видно, с кем со страстью и отчаянием сражаются в ущелье золотоволосые всадники, он понял, что опасность скорого вторжения врага номер один усугубляется полной близорукостью сражающихся. Ибо ни окияны, ни их противники, ни кто-либо другой из готовых втянуться в эту бессмысленную бойню об ОБЩЕМ ВРАГЕ, беспощадном в своей неживотной тупости и совершенно чуждом Запределью, не хотели даже подумать.

Что больше всего вызвало в Ракше негодование, поселившиеся четверть века тому назад у Чёрной горы беглецы из Цивилизации, не единожды уже столкнувшись с этим жутким врагом, так и остались верны своим планам мести культурным. С головы до ног покрывшийся морщинами, натурально пожелтевший от наполненного тайной злобой одиночества, их предводитель, даже зная, пусть и плохо, об отсутствии малейшей осторожности у шедших из-за гор на севере чудовищ, продолжал проявлять откровенно тупое упрямство, словно превратившийся в человека мул.

А между тем это было не просто отсутствие осторожности. Шедшие с севера «дублёры» артаков, в отличие от последних, просто в принципе не ведали страха. Их можно было истреблять тучами – ничего хотя бы отдалённо напоминающего беспокойство в этом непреклонном потоке движущихся навстречу противнику существ не проявлялось. Казалось, даже если сам Каледос начнёт их жечь небесным огнём, в их поведении ничего не изменится…

***

…Рудый хан рвал и метал.

– Олухи, трусы, растяпы! – выкатывая из орбит почерневшие от злобы глаза, эта старая развалина, неизвестно для чего прожившая более полувека, брызгая во все стороны вонючей слюной, надрывно орала на командиров.

Бледные, как сама смерть, командиры падали к его волосатым ногам и не смели поднять на повелителя глаза. Все их усилия пропадали даром: сломить боевой дух синеглазых мускулистых всадников, дерущихся будто в экстазе магического танца, увы, не удавалось.

– Что вы валяетесь в грязи отяжелевшими от бега свиньями! – продолжал изрыгать из себя Шахтин Кал. – Или вы надеетесь, что эти упрямцы пожалеют вас?!

Он уже вдоволь намахался кнутом, изодрав в грязно-серую пену волосатые спины своих подчинённых и вывихнув от усердия руку. Дело с мёртвой точки не сдвигалось.

Несколько суток подряд двухсоттысячное войско Шахтин Кала рвалось через горный кряж на Побережье – вырезать под ноль «культурных», уцелевших в борьбе с артаками. Однако орда окиянов в союзе с несколькими тысячами пограничников связала черногорцев и варваров в один огромный узел. Именно вторжение гигантской армии под руководством Рудого пахана, вовлекшего в бесстыдное нашествие десятки тысяч отщепенцев от своих племён, и оторвало златокудрых степняков от битвы под Харидом.

Он просчитался и на этот раз. Точнее, он ничего и не рассчитывал. Зачем, когда по одному лишь мановению его костлявой волосатой руки в бой устремилась столь могучая орава, что выдержать её напор могли бы разве что древнейшие титаны?